ГЛАВА 14
Резкий человеческий запах пропитал всю усадьбу насквозь.
Скрываясь за кустами, О-ха обогнула лужайку перед домом. Аккуратно
подстриженные, разбитые на правильные квадраты кусты были невысоки,
так что лисице едва удавалось спрятаться за ними. В саду тут и там
виднелись каменные фигуры, изображающие людей. Верно, это стражи
усадьбы, решила О-ха. Таинственные изваяния были окружены розами и
другими садовыми цветами. За домом поблескивал поросший лилиями
пруд, через который был перекинут каменный мостик. Некоторые из
кустов, особым образом подстриженные, напоминали своими очертаниями
животных - петуха, павлина, дельфина. Лисы среди них не оказалось.
На лужайке, зеленевшей между садом и большими стеклянными
дверьми дома, стояло несколько белых стульев. Из дома доносился
нестройный гул человеческих голосов. Сейбра было не видно, Камио
тоже. Вдруг А-лон все-таки ошибся, мелькнуло в голове у лисицы.
Может, Камио и думать не думал отомстить за нее грозному риджбеку.
О-ха уже собиралась улизнуть, как вдруг стеклянные двери
распахнулись и на лужайку выскочили люди. Воздух немедленно
наполнился запахом дыма, который некоторые из них выпускали из
ноздрей. О-ха сморщила нос. Как и всем диким зверям, запах дыма
внушал ей ужас, а запах человеческого пота - отвращение. Она
бесшумно припала к земле.
Люди меж тем расселись на стульях и принялись громко
перелаиваться. Вскоре к какофонии звуков прибавилось звяканье
стаканов. Казалось, все люди разом возымели желание что-то сообщить
друг другу, но ни один не хотел прислушаться к лаю другого. До
лисицы то и дело доносился тот странный отрывистый звук, который
люди, сотрясаясь всем телом, произносят, когда они счастливы и
довольны. Она бросила быстрый взгляд на собравшихся на лужайке, но
никто из людей не двигался, и слабое зрение лисицы позволяло ей
различить лишь расплывчатые разноцветные пятна - среди них
преобладали белые. Вдруг, заглушая все человеческие запахи, в ноздри
лисицы ударил еще один, знакомый, страшный. Сердце ее бешено
заколотилось. Сейбр был где-то здесь. Она почувствовала запах этого
пса, запах, который будет помнить до смерти. Похоже, он совсем
близко, поняла О-ха. Да, вот же она, огромная голова. Уши
насторожены, нос наставлен по ветру. Громадный пес лежал,
растянувшись на траве, у ног одного из человечьих самцов. По
некоторым несомненным для нее признакам - изменившемуся запаху,
движениям пса - О-ха догадалась - Сейбр уже почуял, что в его
владения вторгся чужак. Конечно, он был ручным зверем, но ему
доводилось охотиться, О-ха это прекрасно помнила. Значит, он обладал
неплохим чутьем. По крайней мере неплохим для собаки. Ей придется
иметь дело не с изнеженным увальнем, а с убийцей, который не раз
упивался чужой кровью. Уж если он почуял запах лисицы, он не оставит
этого без внимания. Сейчас наверняка встанет и отправится на
разведку, чтобы убедиться в верности своих подозрений или развеять
их.
На мгновение в душе О-ха поднялась волна паники. Но лисица
овладела собой, и ужас сменился холодной рассудительностью, которая
в минуты опасности всегда приходила на помощь лисам. О-ха быстро
оценила ситуацию, прикидывая, как разумнее поступить. У нее есть два
выхода - пуститься наутек прежде, чем Сейбр расчует ее как следует и
поймет, в какой она стороне, или остаться на месте. Быть может,
ветер не подведет ее. Если он больше не донесет ее запаха до врага,
она сумеет тихонько отползти. А вот если она вскочит и побежит, ее
скорее всего заметит не только Сейбр, но и люди. Они устроят облаву,
которая, весьма вероятно, закончится для нее печально. Особенно если
у кого-то из людей с собой ружье. Но это вряд ли, успокоила себя
О-ха. Одежда сидевших на лужайке людей испускала совсем не тот
запах, что одежда охотников. Правда, фермеры, О-ха знала это,
нередко берут с собой ружья, даже когда не собираются на охоту, а,
скажем, работают в поле на своих тракторах. Но хозяева и гости
усадьбы фермерам не чета. Эти всегда надевают для охоты особую
одежду. Сейчас голоса их звучали совсем не так, как голоса
охотников, - тише, спокойнее, никто не вопил и не визжал, не
заходился яростным лаем.
Значит, ружей у них нет. Тогда люди ей не страшны. Интересно,
есть здесь еще собаки? Судя по запахам, нет. Да и Сейбр вряд ли
стерпел бы присутствие другой собаки. Замечательно. Значит, остается
только этот громила.
Ничего себе "только", тут же осадила себя лисица. Однажды ей
удалось от него спастись, но это вовсе не означает, что ей повезет
во второй раз. До ограды в глубине сада бежать и бежать. Если пес ее
увидит, настигнет в два скачка. Предположим, от неожиданности он
немного растеряется. Но все равно на полпути наверняка поймает ее и
переломает спину, как давно грозился.
Пожалуй, лучше всего не двигаться. Только бы ветер ее не подвел.
Только бы риджбек не почуял. Чтобы успокоиться и сдержать
предательский запах страха, О-ха начала мысленно перечислять все
известные ей названия трав: толокнянка, шалфей, зверобой, трясунка,
овсяница... так до бесконечности. Закончив с травами, она стала
припоминать названия диких цветов, потом деревьев. Нервная дрожь,
сотрясавшая все ее тело, немного улеглась, но все чувства лисицы
были настороже.
Люди по-прежнему негромко перелаивались, звякали посудой и
дребезжали металлом по стеклу. Потом на лужайке началось нечто
совершенно непонятное. В землю воткнули несколько палок, и люди
принялись по очереди ударять по мячу плоской битой. Сперва О-ха
недоумевала, но вскоре смекнула, что это такое. Ей уже случалось
наблюдать нечто подобное, и она знала - люди сами не свои до этих
забав. Сейбра тоже поглотила игра. Собаки так долго живут бок о бок
с людьми, что даже полюбили человеческие игры, - они с удовольствием
бегают за подброшенными в воздух палками и мячами. Лисы, конечно,
тоже играют, но глупые потехи им ни к чему - играя, они
совершенствуют свои охотничьи навыки, ловкость и хитрость.
Сейбр был явно не прочь погоняться за мячом, но повелительный
лай хозяина заставил пса вернуться на место. О-ха тем временем
успела отползти назад, к ограде, теперь от собаки ее отделяло еще
несколько клумб и рядов кустарника Когда Сейбр встал и принялся
бегать, величина пса и скорость, с которой он носился по лужайке,
вновь поразили О-ха. Воистину этот Сейбр был среди собак настоящим
гигантом.
Некоторое время до лисицы доносилось лишь шлепанье ударов по
мячу и возбужденный человеческий лай. Потом случилось нечто
непредвиденное. Из-за угла дома показалась кошка. Крадучись, она
направилась прямиком к дрозду, который давно уже сидел забившись под
окно. Заметив хищницу, дрозд незамедлительно взмыл в воздух. Тогда
кошка с самым равнодушным видом принялась умывать лапки, словно
птица ее ничуть не занимала. Закончив с умыванием, она осмотрелась
вокруг и увидела О-ха, приникшую к земле за кустами. Шерсть у кошки
на загривке встала дыбом, и, брызгая слюной, она громко зашипела на
лисицу.
- Уходи отсюда, - сквозь зубы процедила О-ха. - Я же тебя не
трогаю.
- Cambrioleur! Allez vite! - возопила кошка.
Лисица и кошка обменялись испепеляющими взглядами, потом кошка
встала и направилась к Сейбру. У лисицы перехватило дыхание. Однако
кошка надменно прошествовала мимо исполинского пса, не упустив
случая зашипеть на него и показать когти. Сейбр и ухом не повел. Эти
двое делили кров, и им приходилось мириться с присутствием друг
друга, но отношения их, очевидно, были не особенно дружественными.
О-ха не удивилась, что маленькая фурия так дерзка с огромным
риджбеком. Лисице доводилось наблюдать, как кошки, даже меньше этой,
отважно приближались к здоровенным собакам и, заехав им по носу
когтистой лапой, как ни в чем не бывало удалялись прочь. Ко всем
представителям семейства кошачьих, большим и малым, домашним и
диким, лисица испытывала невольное уважение. Кошки никогда и никому
не покоряются полностью, они при любых обстоятельствах сохраняют
независимость и скорее уж используют людей, чем служат им.
Направление ветра, как назло, изменилось, лисий запах вновь
долетел до пса и привел его в замешательство. Он вскинул голову
принюхиваясь, повернул ее сначала в одну сторону, потом в другую.
Что это с ним творится, недоумевала О-ха. Сейбр тем временем вскочил
и принялся растерянно вертеть головой туда-сюда, словно никак не мог
понять, где же прячется добыча. Хозяин что-то пролаял ему, но на
этот раз Сейбр отказался подчиниться приказу. Злобно прищурившись,
он рысцой направился к кустам, потом вдруг остановился и бросился в
другую сторону, к клумбе.
Тут только О-ха все поняла. Она тоже ощутила запах другой лисы и
догадалась, что за клумбой на той стороне лужайки притаился Камио.
Сейбр был сбит с толку. Лучшего момента, чтобы бежать, не
придумаешь.
О-ха выскочила из-за кустов и устремилась прямо на лужайку, где
суетились играющие. Увидев это, Камио тоже оставил свое укрытие и
пустился наутек.
- Давай, жми во все лопатки! - крикнул он на бегу. - Держись
поближе к людям! Мы его запутаем!
- Без советов обойдусь, - лязгнула зубами О-ха.
Она врезалась в самую гущу играющих, которые встретили ее
появление пронзительным лаем и визгами. Некоторые были так
ошарашены, что застыли на месте, другие вертели головами,
высматривая, чем бы швырнуть в О-ха.
Какой-то человек в белом запустил в лисицу битой, пролетевшей на
волосок от ее головы. О-ха увернулась и прошмыгнула у человека между
ногами. Удар сапогом пришелся ей в бок, но она устояла и даже не
замедлила своего бега. Бросив взгляд назад, она увидела, что пес
почти наступает ей на хвост. Он оскалился, обнажив устрашающие зубы
и красные десны, а глаза его сверкали злобой. Он не проронил ни
звука, но О-ха без слов знала, как он намерен с ней поступить
Внезапно из-за кустов вылетел Камио. Риджбек, растерявшись,
сделал прыжок в его сторону. Потом он опять устремился за О-ха и
заметался между лисами, не в состоянии выбрать себе жертву
Вдруг небо потемнело, словно наступило солнечное затмение.
Сверху доносились клекот и курлыканье. Люди на мгновение стихли.
Даже лисы, несмотря на то что им угрожала смертельная опасность, не
удержались и задрали головы. Шум все усиливался, небо постепенно
затягивала непроницаемая темная пелена - то была огромная стая диких
гусей. Пес, живший в южных странах и не видавший там ничего
подобного, слишком долго смотрел на птиц. Лисы, воспользовавшись
моментом, прибавили скорости и почти одновременно добежали до
ограды. Наконец Сейбр опомнился, в несколько скачков нагнал лис, но
так и не мог решить. кого же из них схватить первым. В результате он
остановил свой выбор на Камио, который был к нему чуть ближе. Но
американский лис проворно вскочил на одну из ветвей дуба, росшего в
футе от ограды, оттуда он перебрался на стену и, ловко балансируя на
краю, побежал, уводя преследователя прочь от О-ха. Пес изрыгал
проклятия и угрозы, но он и сам понимал, что добыча ускользнула от
него. Пока Сейбр несся под стеной вслед за Камио, О-ха вскарабкалась
на стену и соскочила по другую сторону. Не теряя времени, она во
весь опор бросилась прочь. Лишь у стройки она остановилась, чтобы
дождаться Камио.
Явившись, лис незамедлительно принялся ее отчитывать.
- Объясни, зачем тебя понесло в усадьбу? - закричал он. - Жить
надоело?
- Тебя самого-то зачем туда понесло?
- Как зачем? Еще спрашивает! Тебя спасать.
- Напрасно беспокоился. Я вполне могу сама о себе позаботиться и
не нуждаюсь... - О-ха запнулась. - Но, я... Мне сказали... что ты
пошел в усадьбу драться с Сейбром.
- Да что я, сбрендил, что ли? Я тихо-мирно беседовал со стариной
А-конконом, и вдруг он заявил, что видел тебя на дороге в усадьбу.
Ну я сразу смекнул: ты сама решила свести счеты с этим псом.
Безумная идея, должен тебе сказать. Ты, видно, успела позабыть, что
это за чудовище. Ни одной лисе в мире не справиться с этой злобной
громадиной. Соваться к нему в пасть - это ж надо ума лишиться.
О-ха фыркнула:
- Это верно, надо было ума лишиться, чтобы вообразить - ты
хочешь отомстить за меня. Хорошо еще, гуси нас выручили.
- Я? Отомстить? - разошелся еще пуще Камио. - Нет, ты точно с
ума сошла. Когда в следующий раз придумаешь что-нибудь в этом роде,
ступай прямиком к пруду и сунь голову в воду. Может, все глупости
оттуда вымоет. Надо же, решила, что я...
Камио еще долго продолжал бы в том духе, но терпение О-ха
иссякло. Она повернулась и направилась в сторону леса.
А высоко в небе гуси, тысячи гусей, перекликались на своем
языке, а крылья их с шумом рассекали воздух. Каждую осень они
прилетали с севера, чтобы провести холодные месяцы в заболоченных
равнинах, раскинувшихся в устье реки. К счастью О-ха и Камио, в этом
году они прилетели необычайно рано, - как правило, они появлялись на
болотах перед самым наступлением зимы. Увидев знакомые места, гуси
поняли, что долгое странствие подходит к концу, их стройные косяки
смешались, и они закрыли небо, словно тучи.
Поднявшись на вершину холма, О-ха наблюдала, как крупные птицы
опускаются на илистый берег реки. Стая все время была в движении,
гуси без умолку переговаривались, и то один, то другой, вытянув
голову на длинной шее, высматривал приятеля или родственника, с
которым не виделся с начала перелета.
- Не знаете, как такой-то, долетел? - должно быть, спрашивали
гуси. - Я говорил с ним, когда мы пускались в путь, но с тех пор,
как возглавил стаю, потерял из виду! О, вот и он! Жив-здоров!
Привет, старина!
Крылья гусей устали, натруженные мускулы ломило, но сердца птиц
были охвачены радостью. Не всем удалось добраться до теплых краев.
Погибло немало больных, увечных и старых, а некоторые утратили
присутствие духа и сложили крылья над пучиной океана. Отставшие все
еще подлетали по двое и по трое. Долгие, долгие часы, а то и дни
летели они над океаном, большими клиньями или маленькими стайками,
летели, подбадривая друг друга:
- Давай, давай, приятель, осталось лишь несколько взмахов крыла.
Соберись с силами. Земля совсем близко.
- Ты - твердишь - это - давным-давно...
- Твердил и буду твердить. Мы почти у цели. Почти. Я вижу берег.
Честное слово. Взгляни, взгляни. Только не вниз - внизу вода.
- Вода - вода - без конца - вода - волны - пена - смерть. Я так
устал... так устал... Крылья... не слушаются... я так устал...
- Прекрати ныть. Смотри вперед. Видишь, там на горизонте, темная
полоска. Это земля.
- Туча. Это туча.
- Нет, земля. Я уже вижу прибрежные скалы. А вон и птицы.
Посмотри, посмотри, разве это морские птицы? Мы у цели. Мы долетели.
- Земля? Правда земля?
- Да, да! Она выступает из тумана. Забудь про океан. Забудь о
воде, думай только о земле. О благодатной земле. Там нас ждет
радость. Там нас ждет отдых. Думай об этом. - Мы долетели, долетели!
- испускал радостный клич гусь-оптимист. - Все трудности позади. Я
же говорил!
- Может, и долетели, - бормотал мрачно настроенный гусь. - На
радость здешним лисам. Им теперь будет чем перекусить.
О-ха долго смотрела на гусей. Да, выдержать такой путь не легко,
думала она, тут требуется много сил, и телесных, и духовных. А
главное, зачем это испытание? Почему бы птицам не остаться у себя,
на родине? Ну а если зимы там слишком суровые, что им мешает
навсегда поселиться в здешних краях? Но у гусей, как видно, свои
соображения на этот счет. Неведомые всем остальным причины влекут их
в путь. Наверное, огромные птицы жить не могут без риска и крылья их
требуют полета. Кто только их разберет, этих гусей?
Потом мысли лисицы вернулись к Камио. Что ни говори, он спас ей
жизнь, а она даже не удосужилась его поблагодарить. Язык не
повернулся. И почему только этот Камио так затрудняет ей жизнь?
Кто только их разберет, этих лисов?
О-ха возвратилась в барсучий городок, в свою спальню, не забыв
проделать перед выходом все предписанные лисьими традициями ритуалы.
Она как следует отдохнула, а ночью, при свете луны, отправилась на
ферму и стащила цыпленка. Хваткий крепко спал, и лисица надеялась,
что бедолаге-сторожу хорошенько достанется, когда люди обнаружат
пропажу. У себя в спальне она дочиста обглодала цыплячьи кости, а
перья разбросала по полу. Там уже и так хватало всякого хлама, и
Гар, зайдя к ней, недовольно воскликнул:
- Ну и грязища у тебя! Неужели тебе самой не противно?
О-ха удивленно огляделась вокруг, словно в первый раз заметила
кучи объедков и прочей дряни:
- Да, не очень чисто. Боюсь, мы, лисы, не умеем наводить
порядок.
- Да уж, - проворчал Гар. - А это что? Уже успела прикончить
одного из гусей, что прилетели сегодня? Проворна!
- Вот еще! - Ответ прозвучал более резко, чем хотелось О-ха. -
Нет, Гар, это не гусь. Я больше никогда не буду трогать гусей.
Барсук выгнул спину и бросил на нее недоуменный взгляд, не
требуя, однако, никаких объяснений. Должно быть, про себя он
озадаченно бурчал:
"Кто только их разберет, этих лисиц?"
Оскорбление, страшное оскорбление! Если бы Сейбр, подобно людям,
умел плакать от досады и унижения, он, конечно, ревел бы в два
ручья. Однажды этой лисице уже удалось опозорить его, ускользнуть
из-под самого его носа, но во второй раз... Нет, это слишком! Эта
тварь опять его перехитрила. Похоже, ей понравилось над ним
издеваться! Зачем, спрашивается, она явилась в усадьбу? Всякому
ясно. Решила поднять его на смех. Выставить на позор перед людьми.
Ничего, он вырвется из-за ограды, и тогда посмотрим. Во что бы то ни
стало он отыщет эту лисицу и ее приятеля-мерзавца. Они отплатят ему
за тот стыд, который он испытал, вернувшись к хозяину ни с чем.
Все люди-самцы, гостившие в усадьбе, смеялись над его хозяином,
хозяином пса-недотепы! Он, Сейбр, прекрасно уловил злорадные нотки в
их лае. А хозяин в свою очередь задал трепку неудачливому охотнику.
Сейбр вынес наказание стоически. Он знал: хозяйская палка заслуженно
прогулялась по его спине. Да, своей нерасторопностью он запятнал
позором не только себя, но и хозяина. Но ничего, час мести близок.
Сейбр будет рыскать по улицам города, по полям и лесам, пока не
отыщет ее, проклятую лисицу. Некоторые из его знакомых собак,
заходивших в усадьбу с визитом, свободно разгуливали по городу и
окрестностям. От них он узнал имя обидчицы. О-ха, так звали эту
гнусную тварь.
Сейбр прохаживался туда-сюда вдоль ограды, высматривая, нет ли
где лазейки. Наконец он обнаружил место, где известка, покарябанная
его когтями, выкрошилась из щели между кирпичами. Сейбр поскреб
стену лапой. Известка отваливалась легко, как пыль.
Со стороны дома раздался человеческий лай. Хозяин. Придется идти
на зов. Но он вернется сюда и будет трудиться, пока не проделает
брешь, пообещал себе Сейбр. Оказавшись за стеной, он отправится на
поиски О-ха, и не будь он риджбек, если череп лисицы не хрустнет в
его зубах. Он готов проискать ее всю осень, всю зиму. Главное,
познать наконец вкус ее крови! Подчинившись людям, собаки приняли на
себя целый град насмешек от своих диких собратьев. Сейбр признавал -
многие из собачьего племени действительно изнежились от беззаботной
домашней жизни, разучились выслеживать, ловить, убивать. Но он не из
числа этих жалких выродков! И он не простит лисице насмешек. Шакалы
и гиены в той стране, где он жил прежде, знали, что с ним шутки
плохи. Он докажет, что собаки - это тоже звери. Разделив кров с
людьми, они не перестали быть охотниками, не утратили своего
достоинства.
Сейбр гордился своими славными предками, чем отличался от многих
современных собак. Как истинный аристократ, он кичился своим
происхождением, семьей, родом. Среди собак подобная гордость не
находила сочувствия - многие считали Сейбра осколком прошлого и
полагали, что старый колонист напрасно цепляется за отжившее. Но
Сейбр не видел причин отказываться от традиций, позабытых слабыми и
безвольными.
Он чтил предание о "золотом веке" собачьей истории: в те
благословенные времена между людьми и собаками царило полное
единение. Во время трапез собаки лежали под столами и получали куски
из рук своих хозяев. Вместе собаки и люди отправлялись в леса и поля
охотиться на волков и вепрей.
О, Сейбр всей душой мечтал, чтобы вернулась та пора, когда люди
не баловали, не ласкали своих собак, но уважали и ценили их как
охотников и добытчиков. На родине, в жаркой южной стране, где
водились еще львы и тигры, он видел живых свидетелей лучших собачьих
дней. Стаи бродячих псов носились там по улицам городов и бескрайним
диким прериям. Хозяева за ненадобностью бросили их на произвол
судьбы. То были благородные псы из достойных семей, и они не
унижались до попрошайничества, хотя обстоятельства и толкали их к
этому. К чести собак, они не только добывали себе пропитание, но и
продолжали свой род.
Нет, Сейбр не допустит, чтобы столь ничтожное создание, как
лисица, оставила его в дураках. Он всегда служил другим собакам
образцом для подражания, гордости своим высоким предназначением. Не
ему садиться в лужу перед дикой тварью. Ведь он - истинное украшение
собачьего племени. Сильный, благородный, чистый духом, беспощадный,
отважный, он внушает благоговение и восторг, он недоступен хуле и
насмешникам. И он поквитается с этой лисицей.
Часть четвертая
НЕИЗБЫВНЫЙ СТРАХ
ГЛАВА 15
Наступила пора Завывая. Холодный зимний ветер кружил по улицам
нового города, петляя в аллеях, залетая во дворы, огибая площади. В
городе еще оставалось много недостроенных домов, но некоторые были
уже отделаны и украшены. Шикарные здания в центре так и сверкали, а
главную площадь и прилегающие к ней улицы уже успели вымостить
булыжником. На улицах появились водосточные желоба, в которых
утоляли жажду птицы, да и забредшие в город лисы тоже. Что же
касается людей, обитателей города, то, по мнению животных, их
щедрость заслуживала всяческих похвал. Они оставляли в садах
блюдечки с молоком и накрошенным хлебом, предназначенные для ежей, -
те, правда, предпочитали украдкой лакомиться кошачьей едой. Птицы на
легких харчах совсем разжирели и обленились. К сожалению, лишь
немногие люди заботились о том, чтобы подкормить лис, да и сами
рыжие призраки избегали человеческих глаз. И все же некоторые из них
выкопали себе норы прямо в городе, во дворах и в садах, подчас всего
в нескольких футах от людского жилья. Одна из лисиц дошла до того,
что устроилась в кладовой дома, хозяева которого, кстати, держали
кошку и пса. Но увалень спаниель, хотя вечно сновал туда-сюда, не
причинял непрошеной гостье беспокойства. Лазейку, придуманную
хозяевами для кошки, лисица использовала для того, чтобы в любое
время беспрепятственно входить и выходить из дома. Хозяева,
разумеется, заметили свою необычную соседку, но по причинам,
известным им одним, мирились с ее присутствием.
Лес Трех Ветров действительно был прорежен и прочищен, и южная
его часть превратилась в парк с прямыми аллеями и асфальтовыми
дорожками, где чинно прогуливались горожане и резвились дети. Среди
лесных деревьев появились экзотические растения и цветы, посаженные
людьми, а зверям и птицам вновь пришлось потесниться. Посреди парка
вырыли пруд и выпустили лебедей, диковинных белоснежных птиц,
которых никто из старых жителей леса прежде в глаза не видел.
К счастью, правление парка решило сохранить в нем несколько
островков дикой природы, и барсучий городок оказался в одном из
таких заповедных уголков. Однако звери теперь почти полностью
лишились возможности охотиться. На месте бывших охотничьих угодий, с
их большими и малыми звериными тропами, раскинулась
ж и в о п ы р к а. Для того чтобы добыть еду, О-ха приходилось
спускаться на городские улицы, где жил теперь Камио. Он знал, где
стоят полные мусора бачки, где в определенные дни появляются
полиэтиленовые пакеты, доверху набитые отбросами. Под мудрым
руководством Камио лисица быстро постигла науку потребления людских
объедков. Другим животным повезло меньше: непривычные к городской
жизни, они не решались на подобный промысел. Многие из них голодали.
Камио утверждал, что приспособиться к городской жизни нетрудно.
Но он не учел, что маленький городок не в состоянии прокормить такое
количество диких животных, которые в большинстве своем не обладали
необходимыми навыками. Прежде чем зародившееся поселение станет
богатым и процветающим, пройдет немало времени. Скорее всего
следующему поколению зверей жизнь в городе действительно покажется
легкой, ведь к той поре их станет намного меньше и пищи будет
хватать на всех. Но пока растерявшимся в непривычных условиях лесным
обитателям приходилось туго.
О-ха по-прежнему держалась с Камио отчужденно и холодновато, но
сердце лисицы постепенно оттаивало. Как-то вечером они бок о бок
трусили по городским улицам, пересекая пятна света, бросаемые
фонарями, и беседовали об истории лисиного племени, которой обоих
учили в детстве.
- Неужели ты никогда не слыхал про А-О? - спросила лисица, когда
они обогнули площадь и приблизились к заветному мусорному бачку,
выставленному у задней двери ресторана.
- Да нет, слыхал. Просто я не знал, что он, этот ваш А-О,
является родоначальником всех лис на земле. Меня учили, что первую
лису, пришедшую в мир, звали Менксито. Он, кстати, тоже был самцом и
самкой одновременно. Так что это почти одно и то же.
- Вовсе не одно и то же. Тебя учили неправильно. На самом деле
А-О...
- Да в чем тут разница, подумай сама. Просто твою первую лису
иначе звали. Это же неважно. Зачем цепляться за догму?
- Насколько я знаю, доги - это порода собак, и они здесь
совершенно ни при чем, - брякнула О-ха. Она, разумеется, прекрасно
поняла Камио, но не желала признавать его правоту.
Лис внезапно обернулся и вперил в нее пристальный взгляд.
- Когда же мы с тобой поселимся в одной норе? - выпалил он.
- О чем это ты?
- Сама знаешь о чем. Я хочу, чтобы мы с тобой жили вместе,
завели детенышей. Близится пора любви. Кого же ты ждешь? Может,
А-магира?
Лисица презрительно фыркнула:
- Издеваешься? Глаза бы мои не видели этого отвратного
старикана. Но это вовсе не значит, что я сплю и вижу, как бы стать
твоей подругой.
- Да, на это не похоже. Ты и говоришь-то со мной сквозь зубы.
Значит, я тебе совсем не нравлюсь?
О-ха потупилась:
- Нет, отчего же. Нравишься. - Но мы с тобой слишком разные.
Воспитывались по-разному. И я... я не знаю.
- Чего тут знать? Ты лисица, я лис. Скоро наступит время
спариваться. Я говорил тебе, у меня была подруга, но она далеко, и
мы с ней больше не увидимся. Если она жива, наверняка нашла себе
другого. Из всех здешних лисиц мне по душе только одна - ты. И я
хочу быть с тобой.
- Не все наши желания исполняются.
- Конечно. Поэтому я и прошу тебя дать ответ. Если я тебе не
нужен, быть может, другая лисица...
- Другая? - огрызнулась до глубины души задетая О-ха. - Тогда не
теряй время, отправляйся к этой своей другой...
- Другая с тобой не сравнится. По-моему, мы с тобой отлично
подходим друг другу. Поверь, на меня можно положиться. Я не из тех,
кто бросает жену с детенышами на произвол судьбы. И как только мне
убедить тебя в этом?
- А если... если я стану твоей подругой, то это уж на всю жизнь.
Однажды я потеряла детенышей, потому что муж мой погиб и некому было
приносить мне еду, пока я согревала лисят. Пережить такое горе во
второй раз мне не по силам.
Глаза лиса вдруг вспыхнули, и О-ха невольно ощутила прилив
теплого чувства к нему.
- Послушай, - произнес он. - Я уважаю твою память об А-хо. Но он
умер, и с этим ничего не поделаешь. Уверен, он был замечательным
лисом, лучшим лисом на свете. Другого ты бы не выбрала.
- От скромности ты не умрешь, - усмехнулась О-ха- - Значит,
по-твоему, я и тебя выбрала, потому что ты лучший лис на свете?
Камио ошарашенно уставился на нее. Мгновение спустя он уже
выплясывал вокруг фонарного столба, без умолку восклицая:
- Правда? Ты не шутишь? Ты согласна?
- Согласна. Только смотри не подведи меня.
- Я! Подвести тебя! Да ни за что на свете! Я буду заботиться о
тебе до конца дней своих. Скорее ветры перестанут дуть и реки
пересохнут, чем я оставлю тебя. Ну, теперь нам надо подумать о
хорошей норе. От барсуков ты уйдешь. То место, где я живу сейчас,
нам вряд ли подойдет. Я, видишь ли, устроился пока на крыше гаража,
а запахи там... В общем, тебе ни к чему дышать такой вонью. А
лисятам тем более. Им нужен чистый, свежий воздух, деревья, трава и
все такое... Я тут присмотрел местечко на окраине... как вы это
называете... ж и в о п ы р к и. Там, за усадьбой, есть дом - он не
из новых, сразу видно, давно стоит. Вокруг фруктовый сад, совершенно
заброшенный. В доме живет один только человек, самка, совсем старая,
в саду и не показывается. В глубине сада есть сарай, - по-моему, под
ним вполне можно поселиться. Как ты на это смотришь?
- Звучит заманчиво.
- Я долго выбирал, приглядывался. В таком важном деле спешить не
годится.
- Но сначала я должна сама взглянуть на этот твой сарай.
- Так пошли прямо сейчас.
Прежде чем отправиться на окраину, они пошарили в мусорном
бачке, как и обычно нашли там немало съестного и наелись до отвалу.
Потом Камио отвел О-ха в облюбованный сад. Лисица с первого взгляда
узнала это место, и сердце у нее защемило. Именно в этом саду, в
сарае около приусадебной сторожки, она потеряла своих первых
детенышей. Но она решила, что Камио говорить об этом незачем, и
объявила, что ей здесь очень нравится. С тех пор как она родила
лисят в заброшенном сарае, многое изменилось. Теперь город вплотную
подступал к старому фруктовому саду. Близость усадьбы, обиталища
Сейбра, внушала лисице опасения, но Камио подвел ее к ограде, чтобы
она своими глазами убедилась - Сейбр, грозный страж усадьбы, был
одновременно и ее пленником, запертым за высокой кирпичной стеной.
Мало-помалу О-ха согласилась со всеми доводами лиса.
Жизнь вновь манила ее радостями. Углубление под сараем в самом
деле могло стать превосходной норой. Деревья в саду, хоть и старые,
и неухоженные, все еще плодоносили, обещая побаловать лис фруктами.
Наверняка осенью яблоки, груши и сливы ковром покроют землю. О-ха не
могла не оценить этого.
На следующий день она в последний раз зашла в барсучий городок.
Гар был не в лучшем расположении духа, но, услыхав, что лисица
уходит навсегда, простился с ней тепло и сердечно:
- Ха, лисичка. Уходишь. Что ж, так и должно было случиться. Я
буду по тебе скучать. Нам с тобой случалось славно поболтать,
правда? Значит, решила завести маленьких пушистых лисенышей? Хорошее
дело! Потом приводи их сюда, покажи старому барсуку. Очень хорошее
дело!
И он, переваливаясь, направился в собственную спальню. О-ха не
была там с тех пор, как впервые пришла в барсучий городок в поисках
приюта. Гар очень ревниво оберегал свой покой и независимость, и,
хотя они с О-ха провели немало часов за разговором, этот замкнутый,
мрачноватый зверь по-прежнему остался для нее загадкой. Как бы то ни
было, покидая барсучий городок, она жалела лишь о разлуке с Гаром.
Барсуки вечно болтали друг с другом, громко фыркали и порой так
досаждали О-ха, что она еле сдерживалась, чтобы не прикрикнуть на
них. Но теперь все неприятности остались позади. Перед лисицей
открывалась новая жизнь.
Вернувшись в сад, она прежде всего освятила новое жилище,
проделала внутри норы и перед входом все обряды, предписанные
традициями и обычаями. Изумленный Камио вытаращив глаза наблюдал,
как О-ха предается ритуальным пляскам и скачкам, чертит на земле
спирали и квадраты и распевает магические заклинания. Недоумение
лиса вскоре сменилось скукой, он попытался положить представлению
конец, но О-ха бросила на него испепелявший взгляд, и у Камио язык
прилип к нёбу.
- Все в порядке? Теперь призраки врагов и духи деревьев не
причинят нам зла? - не без иронии осведомился Камио, когда
ритуальное действо наконец завершилось.
- Не упоминай о духах деревьев, когда в том нет нужды! -
отрезала О-ха и отправилась к ограде, чтобы оставить там свои метки.
День выдался хлопотный, оба устали и наконец улеглись в новой
норе, прижавшись друг к другу.
- Ты должен сменить имя, - сонно пробормотала лисица. - Теперь
тебя будут звать А-хо.
С Камио мигом соскочила дрема.
- Вот еще! - возмутился он. - Зачем это? А-хо - твой первый муж,
и он умер. А меня, как тебе известно, зовут Камио
- Такова традиция. Имя лиса в зеркальном отражении повторяет имя
его подруги, и если меня зовут О-ха...
- Дурацкая традиция. Мне она не указ. Придумали тоже! То-то я
удивлялся, что у всех парочек здесь зеркальные имена. Нет, нам с
тобой это ни к чему. Я менять имя не собираюсь.
- Так значит, ты хочешь, чтобы я изменила свое?
- Вовсе нет. Пусть каждый остается при своем имени. Не вижу
смысла что-то менять.
- Но как другие лисицы узнают, что ты мой муж?
- Да наплевать на них. Пусть думают, что им заблагорассудится.
Какое нам дело до других лисиц и лисов? Главное, ты знаешь, что я
твой, я знаю - ты моя. Зачем сообщать всему миру о том, что у нас на
сердце? Я понимаю, ты стоишь за традиции горой, и мне вовсе не
хочется тебя расстраивать, но от всех этих пустых условностей с ума
можно сойти. По-моему, ни к чему, чтобы отжившие традиции забирали
над нами власть. Таково мое мнение, и надеюсь, ты будешь с ним
считаться.
О-ха поднялась и решительно направилась к выходу.
- Теперь я вижу, что ошиблась, - обернувшись, бросила она. - Мы
с тобой слишком разные.
- Постой! Неужели из-за какой-то ерунды...
- Если для тебя это действительно ерунда, почему не сделать
по-моему? В конце концов, я родилась в этой стране, а ты приехал
неведомо откуда. Значит, ты должен уважать наши обычаи, а не
внедрять здесь свои.
Камио, обиженный и раздосадованный, сел скрестив передние лапы.
- А-хо, А-хо, - бормотал он себе под нос. - Ни в жизнь мне не
привыкнуть к этому имени. Я - Камио, а А-хо - это кто-то другой.
Если я сменю имя, сам себе стану чужим. Меня окликнут, а я и ухом не
поведу, заговорят об А-хо, а мне и невдомек, что речь идет обо мне.
Нет, я не хочу впускать в себя дух другого лиса. - Он взглянул в
глаза О-ха, посверкивающие в темноте. - Ты знаешь, я - это я, не
А-хо. И ты не заставишь меня превратиться в него. Я Камио, лис из
далекой страны. А А-хо мертв и сейчас разгуливает по Дальнему Лесу.
Пожалуй, в его словах много правды, признала про себя О-ха. Она
все еще думает об А-хо. И сейчас, в полумраке, всякий раз невольно
удивляется, услышав голос Камио, а не голос первого мужа. Ей так и
не удалось совладать с тоской по А-хо, но, если она не опомнится,
воспоминания разрушат ее настоящее.
- Прекратим спорить. Я согласна. Ты - это ты, а не А-хо. Я буду
звать тебя А-камио.
- Нет, так тоже не годится. Меня зовут Камио, и не иначе.
Впрочем, если хочешь, возьми себя имя О-комиа.
- Спасибо за одолжение. Только этого не хватало. Получается, мы
с тобой делим нору, собираемся завести детенышей, но в глазах всего
мира мы друг другу чужие. Что ж, если ты считаешь, так лучше, - будь
по-твоему. В самом деле, имена - это одно, чувства - другое. Правда,
я никогда не слыхала, чтобы лис отказывался изменить имя. Меня с
детства приучали чтить законы и обычаи, и, конечно, мне не так
просто объявить их ерундой. Если А-конкон узнает, что мы нарушили
древний обычай, его удар хватит. Знаю, ты считаешь, я свихнулась на
традициях, - вот погоди, встретишься с А-конконом, он тебе мозги
вправит. Ну да ладно. Нам обоим надо отдохнуть.
Камио был только рад прекратить неприятный разговор. И они опять
улеглись, соприкасаясь телами.
Наступила пора любви, и О-ха, к немалому своему удивлению,
обнаружила, что не только А-хо способен доставить ей наслаждение.
Камио оказался на редкость чутким, внимательным и нежным. Он так
ласково покусывал ее за бок, зарываясь носом в мех, что возбуждение
охватило ее задолго перед совокуплением, которое в конечном счете
длится всего несколько секунд. Мех О-ха так наэлектризовался, что,
когда они с Камио терлись друг о друга, между ними пробегали искры.
Страсть переполняла лисицу, и пару раз она куснула Камио -
охватившее ее чувство требовало выхода. Он испустил стон и
прошептал, что в такие мгновения хочет ее еще сильнее.
Когда все было кончено, Камио три раза отрывисто тявкнул, потом
взвизгнул, и в голове у О-ха пронеслось: кое-что на свете всегда
остается неизменным. Довольные, ублаготворенные, они долго лежали,
прижимаясь друг к другу и наслаждаясь своей близостью.
В мир пришла зима. Трава, посеребренная морозом, скрипела под
лапами, и, вернувшись в нору с охоты, лисы долго возились, выкусывая
лед, намерзший между когтей. Все вокруг покрылось хрупкой ледяной
коркой, окна сарая мороз расписал диковинными узорами, напоминающими
листья папоротника. Затвердевшую землю теперь невозможно было
раскопать, и лисам приходилось обходиться без червей и улиток.
Насекомые исчезли, словно их никогда и не было. Найти воду тоже
стало нелегко.
О-ха настойчиво обучала Камио обрядам, сопровождающим выход из
норы и возвращение в нее. Глупо считать вздором ритуалы, которые
обеспечивают безопасность жилища, утверждала лисица. Конечно, для
того, чтобы проделать все должным образом, требуется время и
терпение, но, когда дело идет о сохранности норы, нечего лениться.
Камио хотелось угодить подруге, и он стал прилежным учеником. К тому
же лис и сам понимал: их будущим детенышам необходимо надежное
убежище, ведь в случае необходимости беспомощные лисята не смогут
спастись бегством.
Однажды ночью Камио отправился на промысел, но вскоре вернулся
без добычи. По его встревоженному взгляду О-ха мгновенно поняла -
что-то случилось.
- В чем дело? - вскинулась она. - Говори скорее, не тяни!
- Ты только не волнуйся, - ответил он. - Но нам нужно побыстрее
уносить отсюда лапы. Кругом полно людей, и у всех ружья. Они
повсюду, и в городе, и в окрестностях. Убивают все живое, и лис - в
первую очередь.
Сердце лисицы сжалось.
- Но почему, почему?
- Да все А-конкон, гори он ярким пламенем, - с чувством ругнулся
Камио.
- А-конкон? Что он мог натворить?
- Пошли быстрее. Нам надо найти безопасное место, где
детеныши...
- Ты не ответил. Что сделал А-конкон?
- Он, видно, на старости лет окончательно спятил. Додумался
совершить рванц на главной городской площади. На глазах дюжины людей
вспорол себе брюхо и выпустил кишки. Ясно, людям невдомек, в чем тут
дело, - да и откуда им знать лисьи обряды. Он-то совершил это в знак
протеста против людского вторжения. Слыхала, наверное, как он
хныкал: мы, мол, лисы, теперь обречены влачить жалкое существование.
Мне, ей-ей, плешь проел своими сетованиями. Вечно твердил: пришло
время напомнить о забытых традициях! Вот и напомнил, на наши головы!
- Но почему люди так рассердились? Почему решили убить всех лис?
- Почему? Перепугались до смерти, вот почему. Как только А-лон
рассказал мне, какую штучку выкинул А-конкон, я сразу все понял.
Хуже нет, когда людей охватывает страх. Они лишаются рассудка и
несут с собой смерть. Сейчас они боятся за своих детенышей - сама
знаешь, что такое детеныши...
- Ты трещишь без умолку, но до сих пор толком не объяснил...
- Разве? Пришел Призрак, что имеет тысячи имен. Люди увидали
Белый Лик Ужаса. Решили, что в голову А-конкону ударила Ядовитая
Пена - проще говоря, что он взбесился.
Снаружи уже доносились выстрелы и отрывистый людской лай. Топот
множества шагов сотрясал улицы. Все звуки были полны страхом - не
обычным страхом, а леденящим ужасом пред смертельным безумием, что
передается через укусы собак и лис.
- Они убивают не только лис, бродячих собак тоже, - добавил
Камио. - Собак, кошек, всех...
- Но... - Лисица запнулась, чувствуя, как из глубин ее сознания
поднимается Неизбывный Страх, унаследованный от предков, жестокий,
мучительный, бесконечный страх. - Но раньше такого никогда не
случалось... никогда.
- У себя на родине я видел кошмары вроде этого. Сейчас никакого
бешенства нет, это все людские выдумки. Но люди боятся, и этого
достаточно. Теперь они будут убивать, пока не уничтожат все живое.
Или пока к ним не вернется рассудок. Идем, больше нельзя терять
времени. Хорошо хоть, они обходятся без собак - опасаются, что
бешеные лисы перекусают псов и потом им придется пристрелить своих
любимцев. Идем же скорее.
Вслед за Камио О-ха послушно направилась к выходу. Она даже не
стала протестовать, когда лис пренебрег ритуалами.
ГЛАВА 16
Лисьи духи, пришедшие из Первобытной Тьмы, духи, от которых в
мире нет тайн, знали, что со времен избиения младенцев при царе
Ироде на улицы не выходило столько людей, жаждущих убивать. Неясные
тени метались по земле и по стенам, вспышки выстрелов разрезали
ночной мрак, грохот взрывал тишину. Напрасно жертвы пытались
скрыться средь снежных пустошей - погоня настигала их. Вскрики,
полные ужаса, и громкие, возбужденные голоса сливались в один
нестройный хор, а потом наступало молчание, мертвое молчание. Запах
смерти проникал повсюду, и все, что дышало и двигалось, оцепенело в
ожидании неминуемого конца. Кровь орошала снег горячим красным
дождем, и казалось, сама земля сжалась в испуге.
Лисьи духи знали также, что не только жертвы, но и убийцы
одержимы Неизбывным Страхом, что преследователи считают себя
преследуемыми, что волна безумия в очередной раз захлестнула мир. Не
в силах понять, что породило подобный кошмар, обреченные звери
тщетно пытались скрыться в сквозных зарослях голых, окоченевших
деревьев. Обитатели нор по берегам рек и ручьев трепетали,
вообразив, что настал конец света, и самые робкие из них умирали,
сраженные ужасом.
Для того чтобы вырваться из охваченной паникой
ж и в о п ы р к и, О-ха и Камио пришлось пойти на риск и пробраться
по городским улицам к окраине. За каждым поворотом могла скрываться
смертельная ловушка. На углах лис подкарауливали охотники, мимо
пролетали машины, набитые вооруженными людьми. В городе Камио
чувствовал себя увереннее, чем О-ха, и указывал путь подруге.
Подчиняясь инстинкту, лис старался держаться ближе к красным
кирпичным стенам, на фоне которых их рыжие шубы были не так заметны.
Проскользнув по улицам, лисы скрылись в темноте аллей и устремились
прочь из города, перепрыгивая через изгороди, взбираясь на крыши
невысоких гаражей и сараев. К счастью, люди, отправившись на бойню,
оставили без всякой охраны собственные дворы и сады: убедившись, что
там не скрываются животные, люди решили, что те уж больше не
приблизятся к их домам. Предательский снег хранил следы лис, и они
понимали - необходимо вырваться из города прежде, чем рассветет.
Когда людской запах и скрип сапог приближались к ним, Камио и
О-ха торопливо прятались в мусорном бачке, в сарае, за грудой
разбитых цветочных горшков, под машиной. Особенно надежными
считались убежища, куда можно было проникнуть через небольшое
отверстие. Камио было известно, что люди неверно представляют себе
размеры лис, - по их мнению, лиса ростом со среднюю собаку, тогда
как она чуть больше кошки. Лисы способны протиснуться в дыру, в
которую не пролезет человеческая рука. Однажды пара сапог
проскрипела по снегу перед самыми носами затаивших дыхание беглецов.
Оказавшись на краю города, там, где еще шла стройка, О-ха и
Камио обнаружили канализационный люк, юркнули в него и двинулись
дальше по трубам. Даже под землей доносились раскаты выстрелов и
грохот человеческих шагов по мостовой. Трубы кишмя кишели животными,
в основном мелкими зверюшками. Их всех сотрясала дрожь,
парализованные испугом, они не могли двинуться с места при
приближении лис. Но Камио и О-ха не обращали на них внимания -
сейчас им было не до охоты.
- Давай останемся здесь, - предложила О-ха.
- Нет, не стоит, - возразил Камио. - В трубах долго не
просидишь, придется выбираться наверх. Тут они нас и подкараулят. Я
точно знаю - они не утихомирятся ни завтра, ни послезавтра. Побоище
будет длиться по крайней мере неделю, а то и две. Может, кто-то из
людей даже выяснит, что А-конкон вовсе не взбесился, а совершил
ритуальное самоубийство. Люди, поверь мне, многое способны выведать.
Но остальные все равно его не послушают и не сложат оружия. Чтобы
случай с А-конконом стерся в их памяти, требуется время. Так что нам
лучше уйти подальше от города.
Когда трубы кончились, лисы вылезли наверх и стремглав бросились
через стройплощадку. Вслед им раздались ружейные выстрелы, но
стрелявший, как видно, был неопытен и промахнулся. Пули просвистели
много выше лисьих голов и разбили вдребезги несколько керамических
труб, сложенных штабелями. Осколки дождем посыпались на беглецов, но
те только прибавили скорости. Стрелявший пронзительно взвизгнул,
обращаясь к своему товарищу, и оба пустились в погоню за лисами. На
бегу человек пытался перезарядить ружье. Заслышав топот шагов за
самой своей спиной, О-ха обернулась, зарычала и оскалилась. Даже
слабые глаза лисицы различили, как побледнели люди, увидев ее
обнаженные зубы. Оба испуганно отскочили, и тот, что держал ружье,
выпустил патроны из дрожащих пальцев. Патроны тут же утонули в
глубоком снегу, людям пришлось нагнуться за ними, а лис тем временем
и след простыл.
Наконец О-ха и Камио вырвались из города, но оказалось, что все
окрестные дороги запружены машинами. В кругах света, бросаемых
автомобильными фарами, мелькали человеческие тени - тени с ружьями.
Камио сразу смекнул: дозоры выставлены здесь вовсе не для того,
чтобы ловить беглецов. Люди несут караул, пытаясь не пропустить в
город лис и других животных. Но, увидев, что звери крадутся через их
посты, дозорные, без всякого сомнения, откроют огонь.
И прежде бывало, что люди убивали лис из страха, а не ради
забавы. Лисьи духи, дети Первобытной Тьмы, помнили ту пору, когда
генерал Мэтью Хопкинс, Неустрашимый Борец с Ведьмами, упиваясь
собственной злобой и могуществом, понаставил по всей стране виселицы
и разложил костры, на которых находили мученическую смерть не только
люди, но и животные. Да, в те дни многие лисы были сожжены или
брошены в воду, также как собаки и кошки, принадлежавшие семьям,
обвиненным в колдовстве. Тогда животных не просто убивали, их
казнили, подобно преступникам. И лисьи духи, с содроганием наблюдая
за нынешним кошмаром, вспоминали о тех жестоких временах.
Теперь, за городом, настала очередь О-ха указывать путь,
придумывать, как прорваться сквозь заставу. Лисы незаметно крались
вдоль людских цепей, и О-ха наставила нос по ветру, принюхиваясь к
малейшим оттенкам запахов. Вскоре резкий специфический запах привел
ее к стайке людей, чье внимание было поглощено распиваемой бутылкой,
а не тем, что творится вокруг. Люди, устроившись вокруг горящей
бензиновой канистры, грели руки у огня и громко перелаивались. Камио
и О-ха поползли, держась той стороны, где люди сидели особенно
тесно, плечом к плечу, и отсвет костра не падал на землю. Скрип
собственного меха о снег казался О-ха оглушительным, и она
удивлялась, как это люди ничего не слышат.
Еще немного, и лисы растворились бы в темноте, но тут какой-то
человек обернулся и взглянул в их сторону. Как видно заметив что-то
неладное, он залаял, обращаясь к товарищам. Один из них достал
большой фонарь, и луч яркого света прорезал темноту, на волосок от
затаившихся беглецов. Человек с фонарем поднялся и направился прямо
к ним. Но тут другой что-то проворчал ему вслед, и тот остановился.
Несколько секунд помешкав, словно в нерешительности, он вернулся к
костру и отхлебнул из бутылки, которую передавали по кругу. О-ха и
Камио, ни живы ни мертвы, немного переждали, пока волнение уляжется,
и продолжили свой рискованный путь.
Миновав людские цепи, они оказались на вспаханном поле.
Запорошенную снегом землю прорезали глубокие борозды, и лисы,
преодолевая их, выбились из сил. Добравшись до канавы, оба в полном
изнеможении повалились на дно.
- Понятия не имею, где мы, - подала голос О-ха. - Я так далеко
от дома ни разу не забредала.
- Где мы, не важно, - откликнулся лис. - Главное, нам удалось
вырваться из города. Подумай только о тех, кто остался в Лесу Трех
Ветров, вернее в парке. Он ведь со всех сторон окружен домами, и
люди наверняка первым делом ринулись туда.
- Ох... Гар! - выдохнула лисица.
- Гар, "идеальная парочка"... мало ли там хороших зверей.
Когда настало утро, выяснилось, что люди идут по их следу, и
лисы быстрой рысцой пустились по полям. Надеясь сбить охотников с
толку, они перепробовали все известные им ухищрения - взбирались на
деревья, бежали по поваленным стволам, спускались в заледенелые
канавы. И все же преследователи упорно шли за ними. Похоже, люди
вознамерились убить лис во что бы то ни стало. С великими
предосторожностями О-ха и Камио обогнули ферму. Наконец они
добрались до железнодорожных путей.
- Давай наверх, на шпалы! - скомандовал Камио. - Быстрее. Они уж
у нас на хвосте.
Недоумевающая О-ха подчинилась. Никогда раньше она не видела
железной дороги, и теперь ей оставалось лишь слушаться Камио. Он
пробежал немного по путям, а потом улегся между шпал, вжавшись в
гравий. О-ха поступила так же, легла и, дрожа мелкой дрожью, тесно
прижалась к Камио.
Вскоре до нее донесся человеческий лай, она уловила в нем
растерянные нотки и поняла, что преследователи в замешательстве. В
том месте, где лисы вскарабкались на пути, след прервался, и люди не
могли обнаружить, где же он начинается вновь.
Раздался грохот, едва не заставивший О-ха вскочить. Лисы ощутили
сильный запах пороха. Какой-то человек, догадавшись, что беглецы
прячутся поблизости, выстрелил, надеясь их вспугнуть. Хитрость его
чуть было не сработала. Вдруг рельсы загудели, завибрировали. О-ха
не понимала, что происходит, но ее охватила паника.
- Не двигайся, - прошептал Камио. - Главное, опусти пониже
голову. Все будет в порядке, поверь мне. Сейчас поезд пройдет над
нами. Это не страшно, я так уже делал. Много раз делал. Мы останемся
целы-невредимы. Только лежи тихо, тихо...
Голос его был мягок и нежен, но О-ха чувствовала, как сквозь
успокоительные слова прорывался испуг.
Гул все усиливался. Тяжелая железная машина с бешеной скоростью
надвигалась на лис. О-ха не сомневалась - для них обоих смертный час
пришел. "Почему же Камио не делает попытки спастись?" - с отчаянием
думала она. Но она доверяла ему и, раз он не двигался, тоже замерла,
опустив голову на лапы.
Пронзительный лязг металла резал ей уши. Со всех сторон ее
окружала сталь, которая скрежетала, визжала и вопила, точно живая.
Земля под лисицей ходила ходуном, мелкие камешки дребезжали и,
подскакивая, ударяли ее по макушке. Тело О-ха оставалось невредимым,
но ей чудилось - она умирает, страшная тяжесть давила ее, и
казалось, пытка эта не кончится никогда. Вдруг в глаза ей ударил
солнечный свет, грохот растаял вдали, лишь в ушах у О-ха по-прежнему
звенело, а в груди было пусто, словно сердце ее унеслось вместе с
поездом и теперь мчалось через поля и леса.
Лисы долго лежали, не шевелясь. Наконец О-ха прошептала:
- Камио?
Ответа не последовало. "Вдруг он умер, не выдержав ужаса? " -
мелькнуло у нее в голове. Но тут он открыл глаза и произнес:
- Это длилось немного дольше, чем я ожидал.
Завывай свистел над лисами, ероша их мех. О-ха с облегчением
осознала, что все человеческие звуки и запахи исчезли. Она села и
огляделась вокруг:
- Пойдем, чего разлегся. Люди убрались. И нам нечего здесь
оставаться.
- Пойдем, - согласился Камио. - Сильное впечатление, правда? Я
имею в виду поезд.
Она взглянула на него, оторопев от изумления:
- А разве ты... разве ты тоже делал это в первый раз? Ты же
сказал...
Он покачал головой:
- Ну, не то чтобы совсем в первый. Однажды я уже пытался, но в
последний момент струхнул и выскочил из-под самых колес. Чудом
остался жив. Но мой приятель, городской лис, который каждый день так
развлекался, сказал, что ничего опасного тут нет, надо только не
двигаться и пониже опустить голову. Я так за тебя боялся. Боялся,
что ты не совладаешь со страхом. Но ты держалась молодцом. Просто
удивительно. Послушай, может, ты сама делала это не в первый раз?
- Да я ни разу в жизни к железной дороге и близко не подходила.
Так, значит, - снисходительно уточнила лисица, - в первый раз ты
испугался и вскочил?
- К стыду своему, да. Я чуть не умер от страха.
- Надо же, - проронила она. - А я ничего. Было даже любопытно.
Думаю, мне было спокойнее, оттого что ты рядом, - великодушно
добавила она. - Я ведь считала, раз ты сам все это испытал, мне
бояться нечего.
- Отирался бывалый железнодорожный лис, который множество раз
лежал под поездами. Но все же я испугался и вскочил. Нет, в смелости
мне с тобой не тягаться.
Камио так щедро расточал похвалы, что О-ха почувствовала легкий
укол совести.
- Но правде сказать, я тоже жутко испугалась, - призналась она.
- Еще бы. Только чокнутый не испугался бы, когда вокруг творится
такое. Но ты не подчинилась страху, не дала ему лишить тебя
рассудка, вот что главное. Ладно, пора идти отсюда. Охотники могут
вернуться. Как ты считаешь, в какую сторону нам двинуть?
- Пойдем в сторону солнца. Будем держаться вдоль путей, пока не
доберемся до болот в устье реки. Укромнее места не придумаешь. Там и
переждем, пока переполох в городе закончится.
И лисы затрусили под насыпью; носы и уши оба держали начеку,
чтобы не пропустить звуков и запахов, предупреждающих о близости
человека. К полудню они дошли до каменной гряды, за которой
начинались заболоченные равнины, изрезанные бухтами. Тут они
оставили пути. Пока они двигались вдоль железной дороги, мимо
промчалось несколько поездов, и каждый раз О-ха содрогалась при
мысли, что подобная махина могла растерзать ее тело.
Когда они добрались до реки, наступал час отлива - лишь мелкие
лужицы поблескивали на илистом дне и в бухтах. Растительность вокруг
была скудной и невзрачной, и только фиолетовые заросли морской
лаванды, чьи цветы, хотя и умирают осенью, еще долго сохраняют
яркость, оживляли картину. В крошечных лужицах на дне плескались
серые кефали, чайки кружились над бухтами в поисках устриц, и их
пронзительные крики смешивались с гусиным гоготом. В кучах
водорослей виднелись раковины моллюсков и копошились черви. Здесь,
над рекой, носились чайки всех видов - и те, что живут грабежом, и
те, что подбирают отбросы, и те, что сами ловят себе рыбу. Изящные
остроносые цапли важно прохаживались по дну, выглядывая, не мелькнет
ли где серебряная спина рыбешек. Развалины лодок, гниющих в
прибрежной тине, угрюмые, серо-зеленые, напоминали мертвецов,
восставших из могил.
Лисы двигались неспешной рысцой, скрываясь за дамбой, что
защищала здесь землю от затопления. Десятки неведомых запахов,
резких, пронзительных, острых, ударяли им в ноздри. Для того чтобы
определить источник этих запахов, требовалось время, но зато после
лисы запоминали их навсегда. В одной из бухт они наткнулись на остов
полуразвалившегося катера. От пропитавшегося сыростью судна веяло
холодом, но в кабине, которую вода не заливала в часы прилива, было
тепло и сухо, - лисы решили, что лучшего дома им не сыскать. Зима
была в разгаре, близилась самая холодная пора, и они знали - здесь,
на болотах, им придется туго, но все эти трудности меркли в
сравнении с Неизбывным Страхом.
Когда О-ха впервые вышла на охоту, ей тут же встретилась стая
чаек; одну из них лисице удалось схватить зубами, но остальные
почему-то не улетели. Лисица почувствовала дурманящую жажду крови -
чувство сродни тому, что она испытала давным-давно, когда они с А-хо
проникли в курятник. Кровавая пелена затуманила ее рассудок, голова
закружилась при виде несметного количества добычи. Однако
переживания и потрясения последних дней что-то изменили в ней, душа
хищницы противилась бессмысленному кровопролитию, убийству ради
убийства. Доселе неиспытанное чувство - нечто вроде жалости к птицам
- овладело ею. О-ха сама не могла разобраться в охватившем ее
сумбуре, ведь все ее инстинкты были нацелены на то, чтобы выжить, не
упустить любую возможность добыть побольше еды. Но ее охотничий пыл
вдруг ослабел, и она ушла, удовольствовавшись одной только птицей.
Камио она не стала рассказывать об этом случае, должно быть, потому,
что ничего не могла толком объяснить. Одно она знала - здесь на
рассвете, в дымке речного тумана, с ней произошло нечто странное,
то, чего никогда не случалось раньше. В душе ее шевельнулось чувство
более властное, чем охотничий инстинкт.
Когда наступила пора прилива, катер скрылся под водой, и лишь в
кабину, где, прижавшись друг к другу, лежали Камио и О-ха, вода не
проникала. Вскоре лисы притерпелись к жизни у реки, хотя здесь,
среди солончаков, чувствовали себя не лучшим образом. Моллюски,
которых они поедали, ловко вскрывая раковины зубами, пришлись обоим
явно не по нутру. К тому же здесь земля пропиталась сыростью и было
куда холоднее, чем в лесу или в городе. Завывай, не встречая
препятствий на своем пути, свистел над заболоченными равнинами,
словно наточенная коса, готовая снести голову каждому, кто забудет
пригнуть ее. Влажная почва налипала лисам на лапы, и они тратили
немало времени, выкусывая забившиеся между когтей комочки смерзшейся
грязи. В мерзлой траве на вершине дамбы было полно змеиных гнезд, и
дерзнувший нарушить зимнюю спячку гадюки мог поплатиться жизнью. В
погожие дни, когда солнце пригревало сильнее, лисы замечали на траве
выползших погреться змей и с опаской обходили их.
Так текли дни. Иногда на болотах появлялись люди, но это
случалось крайне редко. К тому же гуси, издалека заметив людей,
поднимали оглушительный шум, который разносился за много миль вокруг
и предупреждал лис об опасности. В часы досуга О-ха подолгу сидела
на палубе и наблюдала, как гуси роются в тине. Эти тяжеловесные,
неповоротливые птицы ловко отпихивали друг друга, чтобы схватить
рыбешку или моллюска. Порой чайки, явно не слишком довольные
нашествием северных переселенцев, опустошавших их владения, пытались
замешаться в толпу гусей. Но те немедленно замечали чужаков и с
позором изгоняли их. Лисице никогда не приходила мысль поймать одну
из этих грубых, неотесанных птиц - она понимала, что с такой
внушительной добычей ей не совладать. Все разговоры гусей казались
О-ха непристойной бранью. Хотя на солончаках всем хватало места,
гуси относились к своим соседям с подозрением и, когда О-ха
проходила мимо, бросали на нее злобные взгляды и шипели, словно она
нарушила какую-то невидимую границу. Порой гуси приходили в
волнение, они принимались хлопать своими огромными плоскими крыльями
и вертеть головами, всем своим видом показывая, что здешняя жизнь им
опостылела и они ждут не дождутся дня, когда вновь отправятся в
странствие. Кое-кто из них даже поднимался в воздух, и нередко за
ним взмывали остальные; темной тучей гуси закрывали небо и вдруг,
словно по волшебству превратившись в дисциплинированных птиц,
выстраивались клином. Каждый прекрасно знал свое место в строю. Не
нарушая своих цепочек, гуси низко летели над солончаками, с
легкостью огибая деревья и другие препятствия.
Их организованный, выверенный полет разительно отличался от
полета песочников, которые взмывали в воздух беспорядочной толпой и
летели сбившись в кучу, едва не задевая друг друга крыльями. Каждую
минуту они, словно по команде, слышной лишь им одним, резко изменяли
направление.
О-ха и Камио скоро поняли, что лучше избегать впадин,
заболоченных низин и что трясина грозит им мучительной смертью. Они
предпочитали охотиться на возвышенностях, которые во время прилива
оставались единственными островками суши. Лисы знали: с приходом
весны здесь, у реки, будет вдоволь пищи - птичьи яйца и рыбья икра,
угри, черви, гусеницы. Но пока им приходилось ограничиваться
довольно скудной добычей, что копошилась на дне реки и летала над
берегами.